В
моём распоряжении оказались ошеломляющие данные о масштабах массового
дезертирства из рядов Вооружённых сил Украины за 2017 год. Точная цифра,
согласно моему источнику в украинских силовых структурах (напомню,
адекватные люди есть и там), составляет 5622 человека.
Количество беглецов, которое значилось в отчётах, из-за своей
внушительности заставило всерьёз усомниться в достоверности этих данных.
Информацию пришлось как следует перепроверить, но в итоге ещё два
источника по разные линии фронта (агентура донбасских спецслужб тоже
усиленно работает) подтвердили: цифра, указанная моим информатором,
близка к реальной картине.
Серьёзность ситуации подчёркивается ещё
и тем, что силовым руководством Незалежной выдвинуто жёсткое требование
к Военной службе правопорядка ВСУ (как я понимаю, это аналог нашей
военной полиции) до конца декабря разработать план операции по поиску
дезертиров совместно с уголовным розыском.
Естественно, главный
вопрос: почему настолько массовое бегство из украинской армии случилось
именно в эту, казалось бы, более или менее спокойную эпоху минских
договорённостей? Когда Донецк и Луганск, сдерживаемые политикой Кремля,
не идут в наступление и не берут украинских военных в
катастрофические для Киева котлы, как это происходило в Дебальцево и Иловайске в 2014—2015 годах?
Самое
забавное, что таких крупных отрицательных показателей не было даже в
суровый период начала донбасского конфликта, когда ВСУ вообще пребывали в
состоянии неопределённости после возвращения Крыма в состав России.
Хорошо помню, как колонна 25-й аэромобильной бригады в Краматорске
отказалась давить мирных людей и стрелять в них и передала свою
бронетехнику гарнизону в Славянске. Два моих знакомых, впоследствии
бойцы той самой колонны, яростно штурмовали Донецкий аэропорт.
Один — десантник с позывным «Шарнир» — был командиром роты в
легендарной мотороловской «Спарте», а другой — «Вергель» — с отличием
воевал у Гиви в «Сомали», где у него тоже была высокая и ответственная
должность, просто сейчас не припомню, какая.
Ещё один знакомый
открыл ребятам из донецкой интербригады «Пятнашка» ворота в воинскую
часть на улице Стратонавтов, которую в народе называли «Ракетой», что на
первоначальном этапе осады воздушной гавани было стратегически
необходимо для ДНР, то есть по факту — передал под контроль ополчения
целый военный объект.
Это я всё к тому вспоминаю, что даже в те
смутные времена не было такого ошеломляющего количества дезертиров в
рядах ВСУ. Так почему же украинские солдаты побежали именно сейчас?
На
мой взгляд, это плоды взаимодействия сразу нескольких объективных
факторов. Конечно, немаловажную роль играют перманентные внутренние
противоречия в самом Киеве, которые напрямую отражаются на фронтовых
настроениях. То там одних люстрируют, то взрывают других, а третьи
вообще ещё один «майдан» устроили.
В то, что солдат ВСУ встречают как героев и чуть ли не на руках носят
на территории, называемой АТО, не верят, кажется, даже зрители
украинских телеканалов, и, конечно же, это байки не для слабонервных.
История
с занятыми сёлами в серой зоне под Горловкой, где местное население
чуть ли не устроило бойкот украинской армии и настрочило жалобы в ОБСЕ и
другие международные структуры, в этом смысле показательна.
Третий
фактор — и он, безусловно, один из самых весомых — это непрекращающееся
боевое противостояние между ВСУ и территориальными националистическими
батальонами. В этом смысле украинские военные находятся между молотом и
наковальней — абсолютно буквально.
С одной стороны, их, как
говорят на передовой, «кошмарят» эти донбасские сепары, с другой —
националисты («Правый сектор»*, «Айдар», «Азов» и другие запрещённые и
полузапрещённые в России военизированные формирования). Самое обидное
для ВСУ — что и те и другие находятся на фронте абсолютно добровольно, а
не по призыву или контракту.
Нет, конечно, националисты наверняка
при поступлении в тот же «Правый сектор» подписывают какие-то
документы, и, безусловно, в корпусах армии ДНР документация ведётся, но
при этом в обоих случаях люди туда идут не по принуждению, а по
убеждениям. Чего не скажешь о срочниках украинской армии, за которыми
гоняются военкомы.
Позиция ВСУ между молотом и наковальней во
многом как раз очень жёстко обусловлена ещё и тем, что за боевое рвение
националистов (которые зачастую, вопреки тем самым минским
договорённостям, провоцируют обострение на фронте, из артиллерии и
прочего разнокалиберного оружия обстреливая территории, подконтрольные
самоправозглашённым республикам) парни из этих самых республик
наказывают в ответ не только правосеков, но и ВСУ вместе с ними.
Повальное бегство в этом
контексте вполне объяснимо. Я не пожелаю вам находиться между условным
Ярошем и абсолютно реальным Захарченко.
С главой ДНР, кстати,
удалось связаться и узнать, что он думает по поводу цифр и масштабов
дезертирства из рядов ВСУ. Его формулировку привожу дословно, поскольку
она чётко отражает понимание всего происходящего людьми, которые связаны
с Донбассом собственной кровью.
«О том, что украинская армия
будет деморализована, мы знали уже в 2014 году. Это был вопрос времени. И
причина этому одна и простая — в украинской армии до сих пор не
понимают, за что они воюют. На их стороне нет правды. Мы знаем, за что
воюем: за свою землю, свои дома, свои семьи. За свою историю и свободу. А
они? Это и есть главная причина. Более сильная, чем наши военные
успехи», — такой была реакция Александра Захарченко на новости из
Незалежной.
Тем временем операция по установлению местонахождения
украинских беглецов и их усиленному отлову должна начаться сразу после
Нового года. Только вот остаётся ещё один большой вопрос: насколько
полицейские облавы смогут повлиять на мотивацию военнослужащих,
подчинённых Киеву?
У меня складывается впечатление, что украинские
власти планомерно сами себя загоняют в тупик, выбраться из которого им
даже влиятельные покровители из-за океана не помогут.
*
«Правый сектор» — украинское объединение радикальных националистических
организаций, признанное экстремистским и запрещённое на территории
России (решение Верховного суда РФ от 17.11.2014).
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.